«Ты думаешь, твои друзья любят тебя просто так?» – крикнул мне Ярослав, собирая свои вещички. – «Да они с тобой только потому, что у твоих родителей есть личный самолет и шале в горах! Кто бы тебя терпел такого бесплатно?»

– Заткнись! – сказал я еле слышно.

Я смотрел, как по поверхности пруда скользили какие-то насекомые, похожие на что-то среднее между пауком и комаром, и думал: «Кто я такой без денег моей семьи? Неужели сам по себе я ничего не стою? Как мне научиться общаться с этим миром по-новому, раз старое больше не работает? Еще платок этот… Зачем мне искать внимания той, которая проводит свою жизнь на ферме? Мне всегда были интересны девушки другого уровня. Но почему Вита меня так зацепила? Какая же она грубая! Хм… Остроумная. Честная. Красивая. Умная. Немного забавная. Жаль, что я ей безразличен».

Я усмехнулся своим мыслям и поднял глаза на хозяйственные постройки: на церковную лавку, баню и прачечную, кладовые, настоятельские и братские кельи, трапезную, просфорню. Вокруг было тихо, братия разбрелась кто куда.

«Вот если бы я был прежний, Вита передо мной точно не устояла, как все те девушки, что висли на моей шее до несчастного случая. Деньги и моя внешность делали свое дело. Мне никогда не приходилось прикладывать усилия, чтобы завоевать чье-то расположение. Но деньги-то у меня остались! Почему на нее мой счет в банке не произвел впечатления?».

От противоречивых мыслей и чувств разболелась голова.

«Да ну! Что за глупости! Конечно, мне не нужна эта деревенщина! Зачем мне вообще думать о том, чтобы начинать с кем-то отношения? В моем-то состоянии! Какой от них толк? Ни потанцевать в клубе, ни поужинать вдвоем в ресторане, ни…».

Я услышал шаги недалеко от себя. Думал, что Владимир закончил с делами и возвращался. Но это сторож обходил территорию – ветхий старик.

– Добрый вечер! – он присел на лавку и пригладил старческой рукой белую густую бороду. Серая шапка в катышках съехала набок.

– Добрый, – бросил я небрежно.

– Паломник?

– Ага.

– А, так это к тебе врачи каждое утро приходят?

– Да.

Он помолчал.

– Хорошо у нас здесь, да? Спокойно так, малодушие как рукой снимает.

– Неплохо.

Мы молча смотрели на розовую воду пруда и на снующих по ее поверхности насекомым.

– Водомерки какие резвые!

– Угу, – я страдальчески закатил глаза.

«Я хочу побыть один! Ты не видишь, что я страдаю?» – хотелось мне проорать, но я сдержался.

– Чем занимался в миру до прибытия к нам в обитель, паренёк?

– Ничем особо. Развлекался, в основном.

– Но все-таки? Работал, может, где-то? Было какое-то дело, которое тебя увлекало по-настоящему?

– Не знаю… Практически не работал. Хобби тоже нет – не могу ни на чем долго сконцентрироваться.

– А чем бы хотел заниматься?

– Сложно сказать. Родители всегда решали за меня – кем мне быть, чем увлекаться, с кем дружить, где учиться. Не могу понять, кто я и где себя искать.

– Хм… – старик уставился на меня. – Так ты здесь, чтобы поразмыслить о жизни, найти себя?

– Скорее, чтобы убежать от родительской опеки. Они меня достали! Не дали мне любви, заботы, тепла. Только выдавали задания и контролировали выполнение. Я уехал от них, вырвался наконец-то. Пусть теперь утонут в своих обидах, разочарованиях и горечи!

– Да ты словно обиженный малыш! – усмехнулся старик.

– Считайте, как хотите.

Он некоторое время помолчал, но потом снова начал говорить. Мне хотелось избежать разговора, уехать от пруда. Но не решился после сегодняшнего падения, так что остался заложником седовласого стража.

– Твои родители – тоже живые люди, – тихо проговорил мужичок, – они передали тебе то, что было заложено в них. Что-то хорошее все равно было в твоей жизни, не так ли? Они тебя кормили, одевали, лечили. У тебя были деньги, чтобы приехать сюда, привезти с собой персонал, жертвовать в монастырь за проживание, есть средства платить за препараты и оборудование. Разве не благодаря родителям все это? Есть за что их ценить, а?

Я молчал.

– Чем занимается твой отец?

– Бизнесом.

– Вот! Ты наверняка перенял у него интерес к экономике, финансам, ведению дел… А матушка чем занимается?

– У нее дом моды. Одежду для женщин шьет, короче.

– Наверняка она научила тебя красиво одеваться, развила твой вкус, – он окинул взглядом мою одежду. – Так что ты все-таки взял от них кое-что хорошее… – Он вздохнул. – Ни в одной семье родители не делали все так, как надо. Поэтому не надо зацикливаться на обидах, лучше посмотри сколько они для тебя сделали. Ты относишься к этому как к само собой разумеющемуся, а это на самом деле большая ценность. Просто ты привык опираться на то, что имеешь, на то, что умеешь делать благодаря им.

– Что мне эти деньги? Я чувствую себя потерянным! Я не знаю – кто я! Я не просил их давать все это мне! Они силой впихнули. При этом сами были все время заняты, в то время как в других семьях дети рядом с родителями, делают что-то вместе. Я никогда не чувствовал себя любимым, ощущал себя аксессуаром к платью матери.

– В мире нет ни одной идеальной семьи, парень. Не одно, так другое. Идеально только одно место – Царство Божие, к которому надо стремиться. Только там идиллия, гармония, любовь и сделано все, как надо.

– Просто отлично! – сыронизировал я.

– Ты – взрослый человек, и можешь самостоятельно изменить себя так, каким бы сам себе нравился.

– На это уйдет много времени. А я хочу, чтобы мне было внутренне комфортно прямо сейчас! – я продолжал упрямиться.

– Хочу, хочу, хочу, – усмехнулся охранник. – Неправильно. Надо говорить так: «Что я могу сделать, чтобы стать лучше?».

Я посмотрел ему глаза и ухмыльнулся, а он улыбнулся в ответ. Что-то было в его словах, но все равно я чувствовал себя одиноким и потерянным, никому ненужным и неинтересным без отцовских денег.

– Давно вы здесь работаете?

– Давно. Лет тридцать, наверно… Нет, больше. Застал еще то время, когда здесь был колхозный стан, – он задумался, – конюшня, коровник, столярный цех… Потом монастырь передали обратно епархии, я помогал в восстановлении обители. Все было в упадке, заброшено… Ой, – он встрепенулся, что-то вспомнив, – такое тебе сейчас расскажу! Вот слушай. В девяностые, когда мы только начали чистить эти территории, Владыка поставил нас переоборудовать постройки под нужды монастыря: нужно было под землей проложить коммуникации для отопления…

Я опять закатил глаза и посмотрел на небо. История точно будет бесконечной. Наверняка охраннику не с кем было поговорить сегодня.

– …и к каждому помещению начали копать траншею, – он развел руками. – А под землёй – сплошные кости и черепа! Десятки, если не сотни, все – маленькие, детские. И в каждом черепе сзади – дырочка от пистолетного выстрела.

Я сглотнул.

– И откуда останки?

– Ссыльные… – выдохнул он. – Жил здесь один старый монах, который мне рассказывал про этот случай. Однажды по осени перевозили арестованных вместе с детьми баржами из Омска на север. Охранники боялись, что лёд на Иртыше встанет, и они до весны домой не возвратятся. Как же избавиться от нежеланного груза? Долго не думали. Высадили людей на берег, завели на территорию монастыря и расстреляли, а по возвращению в Омск отчитались, что всех свалила инфекция…

– Я видел черепа, когда мы читали псалтырь с Владимиром в часовне. Они?

Сторож кивнул.

– Они… Сейчас монастырь сверкает и сияет, хотя еще совсем недавно он был заброшен и хранил в земле мрачные тайны прошлого, – старик посмотрел поверх моей головы. – Не твой ли это помощник идет?

Я повернул голову влево.

Да, Владимир возвращался.

– Ага, он.

– Ладно, – как-то грустно произнес старик, – пойду тогда дальше на обход. Потом еще как-нибудь с тобой поболтаем.

Сторож пошел в сторону послушника, шаркая по земле потертыми ботинками. Когда они встретились, обменялись дружеским рукопожатием и кивнули друг другу.